— Вы как хотите, а я пойду отмечать — с этими словами я махнул рукой своим средневековым друзьям, передав лично Лили Сальваторе и собирался уже было уйти, как женщина окликнула меня. В её голосе слышалось явное беспокойство, кажется искреннее, материнское. Она посоветовала быть мне осторожнее, ведь я только обратился, а эта вещь не так легка, как может показаться в первые пару часов. Мол эмоции подпитывают жажду, жажда подпитывает эмоции и этот круговорот напрочь отключает рассудок и всё что есть — это кровь, её цвет, запах, зов и усиленные в миллионы раз эмоции, с которыми совсем не легко справиться. Я посмотрел на неё взглядом поднейшего негодования. Уж кто, кто, а я, Кай Паркер, прекрасно знаю, как не сойти с ума за день и за восемнадцать лет, это моё кредо. Сейчас вообще можно на ютубе каналы создавать, вот я могу там обосноватся и рассказать, как не свихнуться в любой непонятной ситуации. Я в этом профи, так что спасибо, мама Сальваторе, но я как-нибудь сам, у вас итак дел невпроворот. Двое родных сыновей и шестеро приёмных детей, вот о чём голова ваша болеть должна, а я отмечать своё перерождение. Самое лучшее, что случалось в моей жизни. Настроение на высоте и я счастлив... Слишком счастлив. Чересчур счастлив. Но кого это волнует.

На входе в клуб, в который я так и не успел дойти до нынешнего момента, на меня посмотрела пара глаз истинного охранника, но видимо я ему угодил и был пропущен внутрь. Окружение было именно таким, каким я его и представлял, опираясь на просмотренные фильмы. По факту, я на вечеринках никогда в своей жизни не был. Уч лся на дому, никаких выпускных, осенних балов, незаконных вечеринок у одноклассников. Меня растили социопатом, я с людьми никогда нормально не общался, так что приходилось узнавать запретный для меня мир через книги и кино. Стоит заметить, что со временем традиции кардинально изменились. Меньше стеснения и алкоголя перешли в алкоголь и меньше одежды, но это ведь прогрессивное общество, мне и радоваться надо, что начну уже с последней стадии.

Довольный, с улыбкой до ушей сразу к бару, следуя киношным руководствам, а потом само получилось, что девушка потащила за собой танцевать в глубь толпы и там уже ничего большего не надо. Ни о чём не думаешь, никуда не смотришь. Но эта эйфория продолжалась совсем не долго. Спустя минут пять, или три, или десять, не знаю, я перестал слышать музыку, её будто бы не стало. В ушах на первых секундах, звенящая, давящая тишина, которая постепенно начинает прерываться бешенным стуком собственного сердца, который гулким эхом в ушах. Дыхание учащается, воздуха категорически не хватает, а в висках стучит, будто после самой страшной и жёсткой попойки в твоей жизни. Но вновь, это лишь несколько минут, затем наступает просветление. Всё проходит и остаются чужие сердца и чужая кровь, что ударяется о стенки чужой артерии. Я слышу этот шорох, сотни сердец, что бьются в разнобой, а запах какой стоит, боже... Я почувствовал, как сеточка разбежалась под глазами и я чуть не накинулся на девушку напротив. Потом на парня, что стоял к ней спиной, затем на того, что задевает меня плечом. Слишком сильное, слишком кричащее, слишком манящее. Я выдохнул и быстрым шагом направился прочь из толпы, в попытке заглушить навязчивые чувства. Губы и горло пересохли, а язык жгло от недосягаемости желаемого. И мог бы сорваться, это же я, общеизвестный психопат, но я по тюрьмам шляться устал и планирую задержаться в городе.

Дверь туалета ударяется о стену, а я в агонии хвастаюсь за края раковины, согнувшись почти пополам и голову опуская. Не справляюсь, Лили права была, нужно уходить, как можно скорее. Я только глянул в зеркало и унял паутину под глазами, как до слуха донеслось короткое и наглое "подвинься". Дальше только обжигающий вкус крови, которого катострофически мало.
— Извини! Извини! Я не хотел! — кричит незнакомый голос, а мне это гребанное извини по мозгам даёт. Резко отстраняюсь, ошарашенно глядя на беднягу, что рукой рану закрывает и упирается спиной в мятину в стене. Взгляд испуганный, но что-то подсказывает, что у меня такой же. Разко стало мерзко и противно от самого себя. Внутри закипела жалость и стыд, а жажда подначивает, просит ещё.
— Вот кто тебя просил это говорить? Понимаешь, у меня большие проблемы и ты совсем не вовремя. Мне сейчас так мерзко, что хочется воду из глаз пустить, потому что тебя жалко и потому что я сам жалок. Самоуверенный придурок — закрывая лицо руками, в попытке абстрагироваться и заставить себя уйти, но... Но вновь закрываю глаза в наслаждении, уже не слыша мольбы незнакомца. Только вкус его крови, смешанной с алкоголем имеет сейчас значение.