она сурова, холодна, с этим беспощадным пустым взглядом, в самое сердце, в самую глубь огромным ножом мясника вырезает большую часть, остальное для существования сгодится. сам виноват, осознание ошибок ледяным потом с ног до головы обдаёт, обнажая реальность, которой я жил последние два года. розовые очки в дребезги, самообман раскрыт. давай, стив, тони в этом, глотай, пожимай плоды своей беспросветной лжи. ты ведь знал, что так оно и будет, но продолжал выдуманными надеждами себя тешить, только бы самого себя оправдать. и чему ты теперь стоишь и удивляешься? давай, стив, вдыхай в лёгкие гарь, втягивай в себя дым, укрывайся от огня, вытирай со лба кровь и пот, бейся на поле боя против неё, против её новых идеалов, против её новой семьи... против себя, стив, против себя.
время вокруг остановилось, взгляд прикован к одной фигуре, что так грациозно парит в воздухе, но совсем не та хрупкая девчонка, которая в памяти навечно. так смело говорит, рад бы улыбнутся изменениям, сказать, что недооценил, что горд, но не могу, потому что чувствую необузданную злость в каждом слове. я раньше видел, как она злилась, но тогда всё это уходило в чувство вины, самоуничтожение постоянной мантрой «это моя вина», а теперь яростно защищает свои убеждения, себя больше не жалеет. я всё упустил, бросил её в тот момент, когда она больше всего во мне нуждалась. думал, что защищаю, думал послушает совета, начнёт новую жизнь без войн и кровопролития, но ванда иной путь выбрала, мой путь, защищать невиновных и как я могу её винить? давай против себя, стив, против себя.
новым ударом хлыста вопрос, на который не знаю, что ответить. губы дрогнули, в попытке что-то сказать, но слова не теряются на полпути, их просто нет. девушка права, где я был? что я ей скажу? что вёл свою войну, защищал тех, кому не повезло? а как же она? её я защищать не должен был? она что, меньше достойна защиты великого капитана америка? как же тошно от самого себя, мерзко, будто в чем-то склизком и ледяном вымазался и уже никогда не отмыться, второй кожей осело и хочется основной покров кожи содрать, толко бы не ощущать. сквозь землю провалиться, только бы взгляда прожигающего не ловить. стыдно, стив? противно? чем же ты думал раньше?
— ты знаешь, чем я занимался всё это время — почти одними губами, не придумав ответа лучше. не заслужил оправданий, не заслужил прощения, внимания её не заслужил, а там более мимолётно пролетающих бликов в алых глазах, что напоминают прошлую ванду. мягкую, ранимую. ту, что смотрела на меня снизу вверх и что поцелуй подарила, который я не принял так, как должен был. окончательно концентрацию теряю, я уже сдался ей прямо здесь и сейчас. не хочу продолжать бой, пусть схватят, может хоть так она вспомнит, что я всегда на её стороне. хотел сказать что-то ещё, но слегка пошатнуло от неожиданного действия. Взглядом провожаю сорванный алыми нитями шлем с головы, недоумевая. защищает. облизнул пересохшие губы, боевую стойку принимая, но знаю, что шансов нет против магнето. как ему удалось сделать это с вандой? неужели она не понимает, что он воспользовался ей, манипулировал и вкладывал в ослабшее, обиженное сознание то, что было нужно ему? хочу за плечи её встряхнуть и закричать об этом вслух, но не шевелюсь. она не услышит, не захочет.
— назад, старк, ты будешь куда полезнее в другом месте — тоном, который не терпит возражений, даже тони это понимает. мнётся, не хочет одного оставлять, хоть и скорее всего ненавидит. но уточняет, уверен ли я, а я коротким согласным кивком подтверждаю, не выпуская из поля зрения противника, лишь иногда короткие взгляды на ванду бросая.
— гордится чем? — полный решимости, с некоторой злостью выплевываю слова, но со своей капитанской манерой — тем, что бросили её, а потом просто воспользовались? втянули её в свою войну, вашу дочь, настолько крепко и умело засели в голове, что она начала делать то, чего никогда не хотела? — повышаю голос, чтобы через общий гул каждое слово и до слуха ванды дошло — я уберегал её от войны, всеми силами, через боль, просил не идти этим путём, потому что достойна большего. а вы отправили её на поле боя, что ж, гордитесь. только не ею, а собой — я не заставлю её выбирать. скорее всего, верная смерть стоять с кулаками напротив сильнейшего мутанта, но иного выхода нет. моё — это идти до конца. моё — защищать до конца. моё — отдать жизнь, если это позволит хоть несколько слов донести до сломанной искалеченной психики. мужчина смеётся, естественно.
— вы итак знаете мой ответ, я не в праве отступать. и я не понимаю, какой мир вы собираетесь строить на костях, называя всех «видами». ты слышишь, ванда? мы, они, каких-то двое ребят, что лежат под обломками, потому что просто оказались не в том месте, не люди, а всего лишь виды. какой мир получится, достигнутый вот этими средствами? мы всегда вели войну против таких, ванда, против тех, кто добивается власти, и именно власти, а не мира, путём кровопролития — дыхание перехватывает, достучатся до неё хочу, попробовать успеть перед неизбежным. снова аплодирует.
— истинный капитан америка, только версия устаревшая, всё веришь в сказки — увернулся от одного железного прута, второго, но третий крепко обнял мой торс, сжимаясь с каждой секундой всё крепче. борюсь, стараюсь вырваться, но только силы теряю, а сверху ещё один прут, когда на первом трещина пошла.
— я знаю, что это моя вина, ванда, я тебя бросил, считая, что тебе так будет лучше, решил за тебя и ужасно об этом сожалею, но речь сейчас не обо мне, не о нас, а о тех, кто гибнет, как с нашей стороны, так и с вашей. а сколько погибнет ещё. если кто-то не будет соблюдать навязанные режимы? подумай об этом — не договорил, магнето перебил резким «довольно» и я отлетаю назад, собрав сразу несколько машин.